– Быстрее, быстрее! Не растягивайтесь! Поршнями двигайте, мужики! – подгонял Ненашев народ, поднимал упавших и тревожно озирался на форт. Мало-то как их стало: он привёл сто двадцать человек, обратно возвращалось около шестидесяти.
Двигаться быстро не получалось. Под ногами не асфальт, не бетонное шоссе, а высохшее болото, изрытое воронками. Обливаясь потом, люди не шли, а буквально ползли несчастные пятьсот метров, волоча с собой раненых, пулемёты и миномёты.
Чуда для всех не случилось. Как и предполагал Панов, ворвавшиеся в форт немцы не только принялись зачищать казематы от большевиков, но и сразу выкинули на валы пулемёты. А ветер, коварно сменив направление, закрыл дымом обзор двум расчётам «Максимов», оставшихся их прикрывать.
Бойца, бежавшего впереди Максима, резко швырнуло вперёд. Выронив карабин и падая на колени, он с хриплым свистом втянул в лёгкие воздух и нелепо ткнулся лицом в песок. Ненашев, споткнувшись о тело, кубарем полетел дальше, получая в не прикрытый каской затылок рацией, закреплённой за спиной, и теряя сознание.
Дальше педантичный, очень ответственно относящийся к делу пулемётчик не спеша, словно в тире, расстрелял раненого бойца и ведущих его красноармейцев.
«Забавляется, скотина», – зло подумал Сотов, волоча за шкирку Ненашева и за лямку распотрошённый пулей деревянный ящик. То, что рация уже бесполезна, пограничник не знал.
– Комбата! Комбата убило!
От полного расстрела группу спасла снайперская пара. Панов предусмотрительно не выдвинул их на передовую позицию, а оставил позади. С валов пятого форта никак нельзя дать работать немецким корректировщикам-наблюдателям.
А оставшихся с фельдшером раненых не убили. Медик крикнул, что здесь одни раненые, и лейтенант вермахта придержал солдат, желавших отомстить за потери и пережитый ужас под огнём русских миномётов. Он зло посмотрел на обрадованного фельдшера: если бы не приказ! И как вызывающе выглядели нашлёпки-чашечки на коленях и локтях мёртвых и живых русских в светло-коричневой форме! Слух о присутствии здесь особой части большевиков подтвердился. Большевиков следовало хорошенько допросить, но, осмотрев лежащих раненых, немецкий солдат с белой повязкой и красным крестом лишь молча покачал головой.
Тогда они хорошенько припёрли снаружи дверь, а кричащего что-то про действие уколов большевистского медика погнали к себе в плен.
Ненашев на какое-то время перестал управлять боем, чем сразу воспользовался противник, убедившись, что огонь из форта прекратился.
«Ауфтрагстактика», старательно разложенная по полочкам комбатом на занятиях, сработала с неизменным эффектом.
Право на самостоятельное принятие решений при знании каждым командиром общей задачи позволяло действовать вермахту и без связи в верхнем звене. Нередко донесения и распоряжения из-за атмосферных помех попадали адресатам через часы и даже сутки.
В бетонную стенку дота словно ударила огромная кувалда. Очередное прямое попадание, немцы давно пристрелялись к голой бетонной коробке.
Объект номер пятьсот семь по проекту одноэтажный. Установка ДОТ-4 с 45-мм пушкой на месте, в дыру под так и не пришедшую с завода пулемётную установку НПС-3 смотрит «Максим», стоя на импровизированном лафете. Для огня по площадям его наводят по команде с пушки, где есть оптический прицел. В угловой амбразуре командирского каземата почти на запад торчит ствол ещё одного станкового пулемёта. Вентиляции, освещения, системы охлаждения нет, пусть и проложены коммуникации, но не смонтировать агрегаты, ещё не изготовленные на каком-то оборонном заводе.
Это первый ключевой объект обороны уровского батальона, вооружённый лучше всех.
К пороховым газам, режущим глаза, добавилась густая цементная пыль, заставляющая кашлем надрывать лёгкие, а ещё раньше забившая фильтры противогазов. Раскалённый воздух от оружия изгнал царившую здесь прохладу. Прямые попадания в дот вызывали сотрясения, из-за которых кровь текла из ушей.
Приказы «Все в дот!» и «Из дота на выход!» превратились в монотонный кошмар. Как только рядом разрывался тяжёлый немецкий снаряд, следовало схватить пулемёт и укрыться в бетонной коробке. А потом заставить себя вылезти, зная, что смерть на всех парах несётся к тебе с зарядами взрывчатки, канистрами бензина и огнемётами в руках.
Ненашев недостроенные доты использовал и как коллективные убежища, но с одним очень важным условием: выиграть в гонке, кто быстрее: или наступающие солдаты вермахта, следующие за огневым валом в последнем броске, или обороняющиеся бойцы, судорожно выбегающие с оружием в руках из укреплений и занимающие места в траншее.
Отражать атаки и корректировать огонь помогал заранее укрытый наблюдательный пункт прямо на берегу Буга. На той высотке, где накануне позлил комбат полковника-немца, Корзинкин прекрасно видел спины штурмовых групп, наступающих на узел обороны.
Взрывы прекратились так же неожиданно, как и начались. Поредевшая контрштурмовая группа неохотно вылезла наружу. Вслед, закрывая за собой тяжёлую, бронированную дверь, мешком вывалился в ход сообщения политрук. Песок со стены траншеи сыпался за воротник, но он не замечал. От духоты у Иволгина мутился рассудок, он мало что соображал, лишь жадно глотал кажущийся теперь прохладным воздух.
Тем временем к одноказематному пулемётному доту рядом немцы тащили 75-мм пехотную пушку. Кто-то укрывался от пуль и осколков за её щитом, откидная часть которого доходила до самой земли, а кто-то полз рядом, волоча ящики с боеприпасами в дополнение к тем, что укреплены на однобрусном лафете.