– Что – он? Ранен? Убит? Отвечай! Ты что, язык проглотил?
– Когда вы те слова сказали, побледнел и, ни слова не говоря, вскочил в ваш мотоцикл и поехал в сторону города.
«Чёрт, вот оно – слабое звено. Сам виноват, передавил на парня. Бросил батальон, побежал спасать семью…» Следующие мысли прервал зуммер полевого телефона.
– На связи 204-й полк. Просит дать цели для открытия огня.
Максим выдохнул. Быстро артполк раскочегарился. В Прибалтике кто-то полчаса просил разрешения открыть огонь, сжимая кулаки и зло наблюдая, как немцы безнаказанно мешали красноармейцев с землёй.
Дошёл, значит, до них его лейтенант. Как ни готовились к войне, но рации артиллеристов 204-го полка не снабжены позывными, и они сами не решились бы работать открытым текстом в эфире. Запрещено специальной инструкцией.
Панов знал, что советская артиллерия не молчала под Брестом и прошлый раз. На севере города, прямо из парка 447-й и 131-й артполки начали гвоздить по стрелявшим батареям и переправам фашистов.
Пока работала наша артиллерия, расходуя немногие снаряды, держалась северная часть города. Зато сейчас пусть и редко, но огрызалась и избиваемая немцами крепость.
– По миномётной батарее… Цель площадная… Осколочно-фугасной гранатой…
Для первого удара намечено место, где уже десять минут подряд взметаются в небо хвосты огня, оставляя за собой густой дымный след.
Вермахт здесь массово применил реактивное оружие. Не только шестиствольные миномёты, было оружие гораздо проще.
Сначала копали неглубокую яму, куда ставили раму из дерева или металла. Регулируемый руками упор придавал нужный угол возвышения. Сверху – четыре ящика-контейнера. Каждый с зажигательной или осколочно-фугасной ракетой, калибром от 28 до 32 сантиметров.
Панов чётко помнил фотографию, где в тени маскировочных сетей ими было заставлено целое поле. Ряды, один за другим. В сторонке на открытых позициях ждали своего часа многоразовые реактивные миномёты. Вермахт делал ставку и на неизбежный шок от секретного для русских вида оружия.
Девять батарей готовы обрушить на крепость три тысячи штук дымящих боеприпасов. Они не имели стабилизаторов и, крутясь в воздухе, для пущей кучности, уступали в дальности полёта установкам БМ-12, получившим прозвище «Катюша».
Пусть мало снарядов у 204-го полка, но промахнётся по огромному «футбольному полю» только слепой. Если не осколок, то взрывная волна повредит установку или заставит ракету изменить траекторию. Вот тогда готовая к переправе «толпа» должна испугаться до смерти. Пусть им будет хуже, чем прошлый раз, и после пары пристрелочных выстрелов Панов скомандовал залп.
«Есть накрытие!» В результате работы 6-дюймовых пушек теперь не всякая вспышка перед Западным островом портила крепостной ландшафт, и дымные шлейфы беспорядочно потянулись в разные стороны. Следующий на очереди – узел связи и вышки на берегу.
«Теперь я здесь царь горы!» Майор зло стукнул двумя кулаками о бетон.
Поднятый на западном берегу аэростат, хорошо видимый с окраины Южного городка, стал хорошим ориентиром для артиллеристов 204-го гаубичного артполка.
Майор Царёв потрясённо смотрел, как палаточный лагерь полка, где сорок минут назад ещё спали его бойцы, накрыл огонь артиллерии. Но удар был комбинированным. На парк, невидимый с западного берега, звено пикировщиков практически в упор вывалило фугасные бомбы.
Хотя полк подняли по «боевой тревоге», без жертв не обошлось. К частым подъёмам привыкли, и везде, несмотря на запрет, находились люди. Кто-то залез под нары и, повернувшись на бок, досыпал, кляня неуёмное начальство, заранее зная, что именно его обязательно оставят в лагере.
Дивизионы не могли просто так, без надзора, оставить имущество, впрочем, как и сразу всё нужное взять с собой.
После первого грянувшего взрыва начальник штаба полка успокаивающе улыбнулся:
– Не бойтесь, это манёвры, наши учения.
– Какие к чёрту учения! – заорал командир первого дивизиона, наблюдая, как от палаток прыснули хозяйственники. Под одним из бежавших ушла вниз земля, и взрыв снаряда выбросил вверх лишь один песок.
А как нелепо погиб их инструктор по пропаганде! После того как в небе пронеслись две волны немецких самолётов, политрук решил лично снять портреты Ленина, Сталина, Кагановича, Молотова, висевшие на деревьях в летнем клубе. Ох, сколько сил угрохали на четыре полотна размером полтора на два метра! Как долго искали художников, выцарапывали их к себе, желая блеснуть в корпусе агитацией! Теперь на месте клуба – воронка от бомбы. В парке горят деревянные макеты, а аккуратно посыпанные песком площадки превратились в изрытую землю.
Комполка лихорадило, пробирая до костей, но боялся Царёв не за себя. Десять минут! Десять минут – и дивизионы понесли непоправимые потери. Почему? Почему никто, кроме Максима, его не предупредил?
Царёв вспомнил искажённое лицо Ненашева и машинально посмотрел на подаренные часы. Немецкие! Да он всё знал заранее! Целый месяц для маскировки парков отвёл нарком, но как однокашник его торопил! И буквально вышиб из Дома Красной армии.
«Это измена». Мысль, как молния, ударила в голову Константина. Их специально подставили под удар немцев! Их командарм предал свою армию, а Максима специально выперли из разведотдела в укрепрайон, чтобы в начале войны сразу похоронить в доте. А какие у него данные! Просто по звуку начавшейся артподготовки ясно, как Ненашев прав в расстановке фашистских батарей.
Грохот выстрелов со стороны Бреста нарастал. Клубы дыма поднялись в воздух, а земля дрожала под ногами. Какой же силы нанесли удар! Деревья лишались ветвей и листвы. Гибло всё живое, что не могло укрыться. Обезумевшие лошади, сорвавшись с коновязей, с диким гиком носились по территории крепости, настигаемые осколками.