Последний выглядел не очень. Синяк на лице, разбитые губа и нос, из которого торчит кусочек ваты. Видно, долго не могли остановить кровь. Это сразу вызвало сочувствие Теплицына. Он сам сидел за столом хоть с чистым, недавно умытым лицом, но в измазанном сажей и копотью френче, со свежими царапинами и ссадинами на руках. Сам спасал документы, вынося их в безопасное место. Это сами шкафы несгораемые, но внутри обнаружится один пепел. Теперь коробки с партийными карточками стояли в коридоре, под охраной поста милиции.
– Что с вами, товарищ Азаренко?
Глаза генерал-майора зло и яростно блеснули.
– Нападение немецких диверсантов, – аккуратно пояснил Елизаров. – Мы с милицией едва успели комдива отбить.
Командир 42-й дивизии поморщился, будто от зубной боли: «Милиция-то при чём?»
«Монтёры», одетые в гражданку, скоро начнут стричь провода Наркомата связи, а попробуй кто из военных или пограничников вмешаться, далеко и надолго пошлют. Аргумент убийственный, мол, «не ваше дело, на кого мы работаем и какое у нас задание».
– Вы уверены, что именно немцы? – поинтересовалась госбезопасность.
– Да, из тех, кто остался в городе.
– Ты, случайно, фантастику не пишешь? Выбирай выражения!
– Вы тоже выбирайте. Вот из этого. – Михаил в две кучки выложил на стол жетоны и изъятые за неделю удостоверения. Последняя кучка выглядела солидно и весело: несколько новеньких красных обложек с тиснёным чёрным гербом и надписью «НКГБ СССР. 1941».
Абвер знал о реформе и лихо лепил ксивы на развороте. Бардак – неизбежный спутник перемен, чем немцы и воспользовались.
– Даже так? Почему обком никто не поставил в известность?! – Теплицын разозлился настолько, что был готов в клочки растерзать бывших коллег.
Ещё несколько месяцев назад первый секретарь руководил управлением НКВД в Полесье и хорошо знал кухню изнутри. До последнего бы отнекивались, но сейчас припёрты к стене.
– Да у нас есть сигналы о совместном вооружённом выступлении польских и украинских националистов, – нехотя признал чекист, – но мы ожидали его не раньше начала июля…
Где-то рядом грохнуло так, что здание содрогнулось и жалобно зазвенели стёкла в оконных рамах. Потом взвыла сирена спиртзавода. Неуловимый коварный враг не успокоился, а продолжал наносить удары.
– Мне некого туда послать, – обречённо вздохнул милиционер, – все свободные люди здесь или стоят в оцеплении в парке. И снять неоткуда, на окраинах в нас уже стреляют.
Происходящее в городе агентура абвера и гестапо приняла за сигнал к началу действий. И что это означало? Дружно ринуться пятыми колоннами на штурм гарнизона большевиков? Дестабилизация ситуации, вернее, пакости входили в их план. Убить одинокого большевика-командира, бегущего в часть. Дать ложный приказ не знающим что делать бойцам. Обрезать связь, вовремя крикнуть «Всё пропало!». Тут не было Бранденбурга, лишь выпускники диверсионных школ. Но главное, в момент хаоса прикрыть работу групп корректировщиков артиллерии и авианаводчиков вермахта. Варшава, с её боями в местах плотной застройки, немцев чему-то зло и обидно научила.
Командир полка железнодорожной охраны НКВД тоже развёл руками. В городе одна рота, она поднята по тревоге, но с объектов категорически никого снимать не будет.
Михаил его по-дружески предупредил: о промашке с мостом через Буг знает не только он. Случись что, оплошность не простят. Тот понял, ещё одну мысль оценил, и теперь к заложенным зарядам шёл второй дублирующий и тщательно замаскированный кабель.
Число плохих новостей в «оперативном центре» возросло.
На вокзале враг нанёс новый удар. Диверсанты частично истребили, частично разогнали охрану спецэшелона. Подлежащие депортации граждане разбежались по городу. Конвой по безоружным людям стрелять не стал.
«Рохли», – мелькнула мысль у секретаря обкома.
Хотя нет, охрана поступила верно. Рядом с границей инцидент нежелателен. Может, именно на него и рассчитывали враги? Теплицын раздражённо забарабанил пальцами по столу. Голова идёт кругом. Они, как слепые кутята, не знают, где будет нанесён следующий удар. Провокация может стоить ему карьеры.
– Разрешите, товарищ Теплицын? – Елизаров указал на телефон.
Удручённый мыслями, первый секретарь машинально кивнул.
– Дайте погранотряд. Заставам в ружьё! Манёвренную группу – к железнодорожному мосту! – скомандовал Михаил и сразу притих, выслушивая сказанное в ответ. – Что? Даже так? Скажите, что дадим им объяснения в пять утра. – Положив трубку, он одёрнул гимнастерку и пояснил: – Я принял меры. Массового перехода границы не будет. Но есть плохая новость. Немцы вызывают советского представителя на встречу, требуют объяснений. В сложившейся ситуации считаю необходимым срочно ввести войска в город. Усилить охрану объектов и помочь пресечь беспорядки. Милиция одна не справится!
Лицо Азаренко на секунду смягчилось. Вот к чему дело идёт! Он уже простил «немца из интербригады». Но если встретит, то сперва вернёт подлый удар обратно. Потом не грех и стопку вместе с ним поднять.
– Правильно, товарищ Елизаров! – Теплицын просто схватился за решение, обретя в капитане-пограничнике первого единомышленника.
Если депортируемые лица рванут через границу, международный скандал гарантирован. Последуют оргвыводы. Надо немедленно выставить ещё один заслон от провокаторов и навести в городе железный порядок!
Панову и гадать не нужно было. Как что не так, то любая власть обязательно на помощь зовёт военных.
– Вы готовы действовать, товарищ Азаренко?