Панова обдало гарью и выхлопом мотора, работающего на бензине. Он, чихая и морщась, изумлённо посмотрел на закопчённое лицо капитана, постепенно узнавая его по какой-то очень бодрой довоенной фотографии. Не убило тебя, как прошлый раз – значит, меняем! В мелочах, но ломаем прошлое под Брестом!
Надрывая голос, Максим сердито завопил в ответ:
– Куда тебя черти понесли! Там у фрицев орудия ПТО! Сгореть геройски хочешь?
Сдерживающий бой предлагает холодному разуму командира уметь вовремя остановиться, сохраняя войска для следующих контратак.
А танкисты 22-й дивизии не только не знали сил немцев, но и наступали как учили, в надежде на удачу и стремительный удар. При первом хорошем натиске враг сразу побежит без оглядки. И он на деле побежал, однако зная, где остановиться и встретить русские танки.
Подавить орудия немцев, выставленные на прямую наводку, Ненашев не мог. Нечем и не видно их. Маскирующий эффект от дыма работает в обе стороны.
Тридцать шесть орудий отдельного противотанкового батальона 34-й дивизии наверняка уже здесь. Вес пушки небольшой, должны давно переправить. О 22-й дивизии русских им известно, как и о другой цели – амбразуре дотов.
Панов вспомнил, что оговорился, и уже открыл рот, чтобы объясниться, но с удивлением увидел, что танкист, вытиравший лоб и поправлявший шлемофон, его понял. Кто такие фрицы, в СССР знали задолго до войны.
– Немцев, говоришь?
– Да! Как хочешь, но передавай: из дыма не выходить! Тут живые нужны, не мёртвые! И к Бугу не выйдут, увязнут в грязи! Я это тебе обещаю! Сам готовил!
До разгоряченного боем капитана танкистов наконец дошло. Он буквально упал вниз, хватаясь за микрофон.
Япона-мать, связисты хреновы! Полчаса назад радиосвязь ещё работала, а сейчас беспомощно шипела. Чёрт! Да он сам забыл выключить передатчик, и теперь надо ждать, когда он охладится, иначе хана рации!
Тогда он высунулся из люка по пояс, то стреляя сигнальными ракетами, то махая флажками. Ни хрена не видят экипажи, но помогают уровцы, чуть ли не телами останавливая идущие на верную гибель танки.
Что может сделать с Т-26 германская пушка в 37 миллиметров, танкист очень хорошо представлял. Эх, не получили они ещё новые танки! Сюда бы пару КВ, он обкатанный и надёжнее нового Т-34.
Пусть броня изделия завода в Харькове и не хуже, но кто додумался поставить башню-пирожок, где с новой 76-мм пушкой едва развернёшься? А движок! И как быстро дохнут фрикционы на марше! Конечно, машину непременно доведут до ума, но нет ещё в душе полной веры в новую технику.
Орудия немцев сразу принялись гвоздить по месту, откуда летели в разные стороны сигнальные ракеты русских: вот он где, командир русских! Метко выпущенный вражеский снаряд угодил прямо в двигатель. Танкист едва успел выпрыгнуть, и Ненашев буквально втянул его с брони в траншею. Потом в люке показалась голова башнера, но вместо него оттуда вырвалось пламя. Танк вспыхнул. В корпусе громыхнуло первым взрывом, дальше сдетонировал боекомплект, и башня, вытолкнутая давлением, пробкой слетела набок. В небо ударил пятиметровый столб огня и сразу опал. Машина принялась гореть, сухо потрескивая, как дрова в печке.
Четвёрка танков в атакующем порыве вырвалась из дымовой завесы на сто метров вперёд. Тут же на их пути взлетела земля. Затем ещё раз. Стреляли не противотанковые пушки, а два орудия прямой наводки с западного берега реки.
В Т-26 они не попали. И огонь вели не бронебойными, а осколочно-фугасными снарядами. Но ударная волна от взрыва сбила и разорвала гусеницы. Три танка замерли, а последняя машина на полном ходу влетела в воронку, где и застыла. Казалось, ещё секунда – вспыхнут баки, и экипажи, как ошпаренные, вылетели из люков танков, застывших тёплым, но уже мёртвым железом. Желания бессмысленно погибнуть нет. Всё верно. Попробуй под прицельным артогнём натянуть гусеницу!
Ненашев мрачно наблюдал, как по людям в тёмно-синих комбинезонах ударил невидимый отсюда пулемёт. Жуткая, скрытая шумом боя пантомима.
Механик-водитель передовой машины, откинув бронированный лобовой щиток, ужом выполз на броню и сразу обмяк, нелепо выбросив вперёд руку.
– Ложись! Ложись! – кричали бойцы, но их не слышали.
Ещё одна пулемётная очередь кинула следующего из бегущих вперёд, вырывая ошмётки из его спины, и лишь тогда экипажи догадались залечь.
Прошло пять минут, и из двенадцати танков осталось семь.
– А ну, давай назад, за насыпь! – почти теряя самообладание, заорал Ненашев. – Всё равно мы через четверть часа снимаемся. Поддержите отход по ракете!
– Майор! – Санькову на миг показалось, что уровец окончательно очумел или впал в панику.
– Смотри туда! – Рука Ненашева указывала на юг, где теперь из-за деревьев в небо поднимался не только дым, но и клубы пыли. – По шоссе и насыпи сюда прут передовые части 3-й танковой дивизии немцев. В авангарде «Тройки» и «Четвёрки». Ты плакаты в учебном классе видел? Цифры с них помнишь, хотя бы о калибре пушек и толщине брони. Готовься бить из укрытий, и бронебойных догрузи в танки с дотов!
Но не один господин Модель, столь заманчиво блестящий моноклем, стал причиной отхода на вторую линию батальона Ненашева. Когда считали расход патронов и снарядов, не учли, что доставлять их придётся гарнизонам под прицельным огнём при полном господстве немецкой артиллерии.
А ещё перестали взмывать в небо на севере ракеты. Отдельные гарнизоны майора Бирюкова ещё сражались, но враг, прорвав оборону, уже вёл бой в Бресте. Бою в городе красноармейцев не учили, час-полтора – и выбьют с улиц на окраину.