Герой не нашего времени. Эпизод II - Страница 51

Осталось ещё посадить засаду в костёл, где господа диверсанты засядут с рацией, но пусть ими займутся ребята Елизарова. Ещё пара дел – и на сцену должна выйти местная самодеятельность. Организованный им хор мальчиков имени товарища Пилсудского.

– Скажем, насчёт архива и я знаю. Только молчи. Хорошо, а?

Ненашев поморщился – и тут вечные тайны у коллег по секретному фронту.

«Майор, да что с тобой?» Елизаров неожиданно осознал, какую страшную ношу, не доверяя никому, несёт Максим. Сколько он ещё не сказал и никогда не скажет. Вернее скажет, но ему этого не надо. Так кто же он такой?

– Максим, они вывозят не всё и без приказа. Если немцы не начнут, то очень хороший человек из-за этого пойдёт под трибунал. Ты хоть это понимаешь?

Ненашев вздохнул и поскрёб затылок.

– Ладно. Понимаю! Но давай сначала разберёмся с теми, кто ещё в городе.

Пограничник посмотрел на комбата злым взглядом и резко сдёрнул трубку телефона. Он звонил на пропускной пункт через границу, так сказать, сверять дебет с кредитом.

«Бухгалтер» хренов! Значок «Ударник госкредита» вновь вызывающе блестел на груди свежеиспечённого майора.

– Ты прав, они ещё в городе!

– Ну так что? Эй, Юпитер, ты набычился!

Елизаров думал ровно минуту, наблюдая, как дёргается щека у Ненашева. Вечно невозмутимый на вид комбат стремительно терял самообладание.

– Вторую шпалу в петлицы сам себе засунул?

– Приказ вчера был по армии. Не знаю как, но заслужил ещё неделю назад, – зло буркнул Максим. И он не улыбался, пришлось быстро переделать документы для вброса.

– Зато я знаю. – Теперь очередь Михаила удивить Ненашева. – С той стороны ходят слухи, что здесь сформирована какая-то особая часть, сплошь из… «офицеров».

Максим напустил на себя независимый вид, но ничего ответить не успел. Обрывая разговор, раздался телефонный звонок.

– Что? Где? Какое он назвал время? Нет, в отряд везти не надо! Мы это уже знаем, а когда начнётся, сразу отпустите и уничтожьте протокол.

Елизаров медленно положил трубку.

– На второй заставе перебежчик. Поляк. Мельник с той стороны. – Михаил оценивал реакцию свежеиспечённого майора, машинально посмотревшего на циферблат, словно сверяя время.

– Лазинский? – фыркнул Панов.

– Да когда же это закончится? – едва слышно пробормотал пограничник, но Максим расслышал.

– Что закончится? Ты про войну или про меня? – Панов чувствовал, что его немного занесло. Ладно, потом придумаем что-нибудь. Но будет ли это потом?

Михаил лишь вздохнул в ответ.

Панов знал, что плыли с той стороны и поляки, желая предупредить русских. Кто-то разумом или сердцем понимал, что пусть и не родная им советская власть, но иначе с бедой, готовящейся стать уже по-настоящему общей, одним не справиться.

Но как им верить, если половина «казачков», засылаемых в СССР абвером и гестапо, имела польскую национальность. Тридцать процентов – «борцы за незалежную Украину». А остальные злодеи – настоящий интернационал из националистических белорусов, литовцев, латышей, эстонцев и русских эмигрантов.

Вот и деда, когда-то бывшего солдатом русской императорской армии, долго мурыжили, пока не грохнул на границе первый выстрел. «Нет, не врал старик», – отпишет кто-то потом в мемуарах.

Между тем если не война, то вооружённая провокация уже началась. В полночь августовский погранотряд вступил в бой с солдатами вермахта на участке одной из застав.

А что касается перебежчиков из вермахта, то Панов мог бы назвать штук пять случаев и пару фамилий. Лишь жаль, что с тем, кто навсегда вошёл в историю, очень плохо получилось.

«Германские солдаты, рабочие, крестьяне, мужчины и женщины! Что дал вам Гитлер? Жизнь в страхе и в нечеловеческих лишениях, голод, нищету, смерть», – через пять дней напишет в «Известиях» ярый фашист и антисемит Альфред Лисков.

Панов не зря его так обозвал. Вот что сделала из легендарного немецкого ефрейтора работа в Коминтерне. Обычная бытовуха, он лишь просил не вещать на рейх голосом с ярко выраженным неарийским акцентом, а коллеги в ответ пожаловались в НКВД.

Михаил отметил, что глаза Ненашева пусть и горят, но нет в них безумия. Так вот ты какой, совсем не чистюля.

А мог бы он сам так поступить с убитым врагом? Или нет, с той девушкой, комсомолкой, попавшей после пережитого в больницу чуть ли не с нервной горячкой. Теперь весь город не спит, а гудит слухами.

Где-то рядом грохнул выстрел, затем ещё один. Они вместе бросились к окну. Недалеко от штаба погранотряда что-то занялось пламенем и раздалась настоящая пальба.

– Это около обкома! – Михаил дёрнулся поднимать резерв.

– Дурак! Купился на отвлекающий манёвр! Смотри сюда! – Максим, видя лихорадочный блеск в глазах Елизарова, быстро ткнул пальцем в лист, якобы найденный им в полевой сумке диверсанта.

Вот теперь, не на словах, а на деле обком и горком вместе с областными управлениями НКВД и НКГБ начнут заранее наводить порядок в городе.

Окончив совещание, первый секретарь обкома Михаил Теплицын собирался прилечь, когда раздался телефонный звонок. Сначала позвонили из милиции, а потом НКГБ оповестило: теракт в городском парке, зверски убит советский командир. Как всегда, забрали оружие и документы. Но что сделали с телом, это надо видеть.

Неожиданно раздался звон стекла. Теплицын выглянул в окно, увидев, как несколько человек поджигали что-то в руках. Очерчивая огненную дугу, предметы разбили стекла в окнах второго этажа обкома партии.

Секретарь обкома достал из стола ТТ и несколько раз пальнул в диверсантов. Его не испугаешь! Там серьёзно обиделись, и очередь из автомата загнала смельчака в глубь комнаты. Затем в кабинет влетела бутылка с горящим фитилём.